5
В марте 2014 г. — в разгар украинского кризиса — вводом санкций против России Соединенные Штаты и Евросоюз пытались нанести удар по ключевому инструменту арсенала геополитического влияния РФ — ее энергетике.
Кремль в ответ занялся созданием новых каналов финансирования энергетических проектов и освоением экспортных рынков, пишет украинский еженедельник «2000». Первым делом Москва вступила в переговоры с клиентами из Азии, быстро наращивающими объемы потребления энергоносителей, особое внимание уделив Китаю.
В мае 2014 г. российским «Газпромом» заключен контракт на поставку 38 млрд. кубометров газа Китайской национальной нефтяной корпорации сроком на 30 лет. Кроме того, Пекин стал одним из источников кредитных ресурсов для реализации нефтяных и СПГ проектов, нацеленных на китайский рынок.
Впрочем, особого успеха восточный вектор российской газовой стратегии не принес — главным образом по причине замедления темпов роста в КНР и весомых преимуществ Китая в переговорном процессе с Россией. Ведь у РФ на тот момент не было готовых альтернативных рынков сбыта для сосредоточенных на востоке страны углеводородных активов.
В итоге Кремль пошел на радикальный пересмотр внешнеполитической стратегии, сосредоточив все внимание на регионе оказания геополитического влияния еще советских времен — на Ближнем Востоке.
Действия Соединенных Штатов, в период второго президентского срока Барака Обамыпо сути отказавшихся от роли главного гаранта стабильности в регионе (это подтверждается серией невнятных и противоречивых решений по Сирии, а также снятием части санкций с Ирана, что спровоцировало перекосы регионального баланса сил), обеспечили Москву возможностью заявить права на участие в разрешении конфликтов, бушующих в горячих точках Ближнего Востока, а также продвигать интересы национального энергетического сектора непосредственно на нефтегазовых рынках региона.
Череда энергетических соглашений
В мае 2017 г. продлевается срок действия соглашения, предусматривавшего ограничение объемов добычи нефти и заключенного странами ОПЕК с другими государствами. Данная попытка повысить цены на нефть особую выгоду принесла России и Саудовской Аравии.
Обеим странам жизненно необходимо, чтобы стоимость барреля нефти превышала $ 50: Россия стремится обеспечить выполнение бюджета, памятуя о президентских выборах в марте 2018 г., а Саудовская Аравия отчаянно нуждается в средствах для финансирования дорогостоящей войны в Йемене, выполнения всех социальных обязательств во избежание недовольства населения, а также для запланированного вывода самой важной государственной компании — Saudi Aramco — на IPO. Преодоление проблем, связанных с частичной приватизацией этой компании, кстати, чревато всяческими сложностями, и у российских компаний есть все шансы воспользоваться ими.
Два крупнейших мировых производителя нефти особо тесно сблизились еще в ноябре 2016 г., когда Россия приняла решение о сокращении объемов добычи на 300?000 баррелей в сутки. При этом Саудовская Аравия анонсировала готовность к официальному оформлению отношений РФ с ОПЕК.
И в июне 2017 г. в Санкт-Петербург с официальным визитом прибыли вице-премьер Саудовской Аравии кронпринц Мухаммад бин Салман в сопровождении министра энергетики Халида аль-Фалиха. В ходе встреч с российской стороной — президентом Владимиром Путиным и министром энергетики Александром Новаком — звучали взаимные поздравления по поводу успешности общей маркетинговой нефтяной стратегии. Обсуждались варианты двустороннего сотрудничества и запуск совместных нефтяных проектов.
Впрочем, стратегия России вовсе не ограничивается альянсом только с Саудовской Аравией. Готовность Москвы к масштабному освоению Ближнего Востока проявляется и в корпоративных соглашениях, а они с завидной регулярностью на протяжении последних двух лет заключаются в целом ряде стран.
Российская компания «Лукойл», к примеру, разрабатывает иракское месторождение «Западная Курна» еще с 2009 г. и при этом ведет переговоры не только об увеличении там объемов добычи, но и о начале промышленной разработки недавно открытого месторождения «Эриду». А глава «Лукойл» Вагит Алекперов встретился с министром нефтяной промышленности Ирана Бижаном Зангане для обсуждения перспективы инвестиций в разработку двух офшорных месторождений.
Компания «Газпром нефть», дочерняя структура «Газпрома», принимает участие в трех геологоразведочных проектах, что позволяет ей вести поиск углеводородов в Курдистане, при этом добывая нефть на месторождении «Бадра», расположенном на юге Ирака.
Руководство «Роснефти» подписало ряд соглашений о сотрудничестве в иракском Курдистане и Ливии, а также приобрело 30% акций египетского гиганта газодобычи Zohr. Дочерняя структура «Роснефти» — «Башнефть» — уже приступает к бурению в иракском «Блоке 12».
Еще четыре российских предприятия ведут переговоры о работе в Сирии: в данном случае движущими мотивами служат в равной мере как коммерческие, так и политические интересы. Впрочем, вероятность успешной разведки крупных новых нефтяных месторождений относительно невысока, а все потенциальные инвестиции будут иметь лишь символическое значение.
«Газпром» тем временем ведет переговоры с руководством Ирана об инвестициях в разработку месторождений «Северный Парс» (с возможностью строительства терминала сжиженного газа) и «Фарзад-Б». В «Газпроме» с помощью этих месторождений планируют (пусть и чрезмерно оптимистично) наладить экспорт иранского газа в Пакистан и Индию, что потенциально обеспечит Россию еще одним козырем на дипломатических переговорах.
«Газпром нефть» подписала меморандум взаимопонимания с Национальной иранской нефтяной компанией о готовности к разработке двух нефтяных месторождений, а компании «Зарубежнефть» и «Татнефть» в Тегеране добились заключения еще по двум аналогичных соглашений.
На межгосударственном уровне российским министерством энергетики подписан контракт на бартерные поставки нефти: документ предусматривает закупку по 100?000 баррелей иранской нефти-сырца в сутки через торговую структуру под названием «Промсырьеимпорт».
«Треугольная» дипломатия
Вся эта активность доказывает: Россия с помощью энергетической дипломатии и компаний, добывающих энергоносители, добилась роли посредника в переговорах между различными сторонами, главным образом в отношениях Ирана и Саудовской Аравии.
Да, действительно, дебют РФ в данной роли сложно назвать гладким, ведь по крайней мере одной из причин провала заседания ОПЕК в Дохе в апреле 2016 г. оказалась неспособность Москвы усадить Иран за стол переговоров.
Но те события уже в прошлом, и сегодня Кремлю достаточно успешно удается поддерживать надлежащий баланс в отношениях с обеими сторонами. А это позволяет заключать коммерческие соглашения как в Саудовской Аравии, так и в Иране, а также обеспечивает ранее немыслимую поддержку со стороны ОПЕК (учитывая изначальное нежелание Тегерана вводить какие-либо ограничения на производство нефти до тех пор, пока национальный уровень добычи не достигнет объемов, существовавших до введения санкций). В конечном итоге Москва сумела завоевать доверие обеих сторон и существенно укрепить собственные позиции в регионе.
Выгоды расширенного присутствия России на Ближнем Востоке не ограничиваются лишь политикой. Наиболее ощутимо американские и европейские санкции сказались на финансовом секторе страны: конкретные российские компании лишились доступа к рынкам международного капитала, и у них тотчас возникли сложности с обслуживанием краткосрочных займов.
Россия в ответ занялась поиском альтернативных источников финансирования, и самым очевидным вариантом оказалось сотрудничество с глобальными трейдерами энергоносителей — такими компаниями, как Glencore, Vitol и Trafigura, готовыми заключать соглашения на поставки нефти наперед, а не просто платить оговоренные суммы по факту.
Упомянутый регион крайне важен для нефтяного рынка планеты, и у этих трейдеров издавна налажены прочные связи с Ближним Востоком. Именно поэтому для России трейдеры стали очередным инструментом наращивания влияния в регионе.
Российские компании ведут торговлю курдской нефтью — благодаря возможности приобретать ее по ценам ниже рыночных. «Роснефть», к примеру, выкупает ее по предоплате как сырье для собственных европейских нефтеперерабатывающих заводов. Но важнее то, что нефтетрейдерам удалось открыть для российских компаний новые источники капитала.
Самый яркий пример подобного сотрудничества — совместная инвестиция Glencore и Qatar Investment Authority в выкуп 19,5% акций «Роснефти» в декабре 2016 г. Эта сделка буквально сцементировала энергетические связи России с Ближним Востоком, а для местных инвесторов послужила сигналом о востребованности их прямых инвестиций в российские активы.
В результате данной сделки Кремль непреднамеренно может оказаться в самом центре очередного дипломатического треугольника — благодаря недавнему решению правительств Саудовской Аравии и еще трех государств Персидского залива о разрыве отношений с Катаром. В такой ситуации российским властям явно будет невероятно сложно сохранять дружеские отношения на всех фронтах одновременно.
Несмотря на успехи двух предыдущих лет, ответа на вопрос о том, как долго Москве удастся сохранять за собой прежнюю роль в условиях дипломатического треугольника, пока нет. Судя по всему, Кремль и Эр-Рияд нацелены на долговременное партнерство, а потому ведут переговоры об официальном оформлении отношений и дальнейшем углублении двустороннего сотрудничества.
А после недавнего визита главы «Роснефти» Игоря Сечина в Эр-Рияд в нефтяной индустрии циркулируют слухи о вероятной готовности России и Саудовской Аравии к переделу азиатского рынка во избежание ненужной взаимной конкуренции.
Однако складывается впечатление, что весь упомянутый позитив в отношениях зиждется на весьма шатком фундаменте. Срок действия пролонгированного соглашения ОПЕК об ограничении объемов добычи нефти истекает в марте 2018 г., а к тому времени цели и задачи сторон могут претерпеть определенные изменения. Президента Путина, скорее всего, переизберут на очередной срок, и российское правительство уже не будет ощущать столь острой необходимости в сохранении высоких цен на нефть и дальнейших ограничений на добычу. А вот у Саудовской Аравии такие потребности однозначно останутся.
Ситуацию способно усугубить не только изменение отношения России к соглашению с ОПЕК, но и потенциально вероятные политические трения между Ираном, Катаром и Сирией. Не стоит исключать и проявление у Вашингтона интереса к борьбе за влияние на Ближнем Востоке (что вполне вероятно — с учетом недавних попыток Дональда Трампа возродить добрые отношения с Саудовской Аравией, чему способствуют его антииранские заявления).
В конечном итоге российской стратегии формирования дипломатических треугольников предстоит жесткая проверка на прочность, а практика корпоративных соглашений, заключаемых россиянами по всему региону, вполне может стать еще более важным компонентом политики Кремля.
Джеймс Хендерсон.
Статья опубликована в Foreign Affairs 21 июня 2017 г. © Council on Foreign Relations // Tribune News Services.
Фото: Егор Алеев/ТАСС
