Американские подлодки могут уничтожить Россию. Об этом заявил глава Стратегического командования США Джон Хайтен на слушаниях в комитете палаты представителей конгресса по делам вооруженных сил. Как именно следует понимать генерала Хайтена.
Новость эта совершенно не произвела на американскую аудиторию никакого впечатления, зато в России на нее почему-то отреагировали очень нервно, и совершенно зря. Естественно, трактовать это высказывание с позиции какой-то агрессии или угрозы нападения нельзя.
Достаточно посмотреть на контекст. Хайтену задали вопрос, следует ли США что-то предпринять в ответ на презентацию новейших наступательных вооружений, которую президент Владимир Путин включил в свое послание Федеральному собранию 1 марта. На что тот ответил, что ни один из этих образцов не требует никакой специальной реакции (дословно: «у них нет ничего, на что мы бы не нашли ответ»). После чего добавил, что, в конце концов, у США есть ракетные подводные лодки, которые в состоянии нанести опустошающий ответный удар.
Речь идет не об угрозе ядерного нападения, а всего лишь о дежурном (и поэтому никого не заинтересовавшем в США) напоминании о действующей стратегии взаимного ядерного сдерживания.
Логика войны
Ядерное сдерживание строится на неотвратимости возмездия. Обычно в применении стратегического ядерного оружия различают первый удар («в назначенное время», как говорят в России), ответно-встречный и ответный.
Ответно-встречный — тема для отдельного материала: это когда ракеты запускаются по сигналу системы предупреждения о ракетном нападении противника («запуск по предупреждению» в американской терминологии или чистый встречный удар) или, если не успели, то сразу в момент первых же взрывов на своей территории («запуск из-под атаки» или собственно ответно-встречный). Здесь полно своих тонкостей, включая высокий риск ошибок и просчетов, которые могут привести к тотальной ядерной эскалации.
Первый удар обычно ориентирован против инфраструктуры ядерных сил противника: это попытка «выбить меч» из рук. Поэтому его часто именуют «обезоруживающим» или «контрсиловым». Основными целями становятся командные пункты стратегических ядерных сил (СЯС), узлы связи, шахтные пусковые установки (ШПУ) ракет, базы подлодок, тяжелых бомбардировщиков и мобильных наземных ракетных комплексов.
Ответный удар строится на логике выживания в первом ударе. Группировка СЯС должна быть построена таким образом и так управляться, чтобы даже после массированного контрсилового удара противника выжило достаточно пусковых установок, которые нанесут удар возмездия. Такие удары чаще всего ориентируют против промышленной и транспортной инфраструктуры, а также городских агломераций. По сути, речь идет о ликвидации экономики противника и вообще современной цивилизации на его территории. Поэтому иногда их именуют «контрценностными».
Структура возмездия
Уяснив это, посмотрим на структуру СЯС с точки зрения адекватности ее частей всем этим задачам. СЯС, напомним, делятся на сухопутную составляющую (шахты и мобильные комплексы, в России это РВСН), морскую (подводные лодки с баллистическими ракетами) и воздушную (тяжелые бомбардировщики с крылатыми ракетами). Воздушную из рассмотрения можно исключить: ее задачи крайне узки, а уязвимость самолетов перед первым ударом довольно высока.
В сухопутной составляющей есть ШПУ и подвижные грунтовые ракетные комплексы (ПГРК). Первые находятся на точно известном месте, и вроде бы должны выбиваться противником первым же делом. Однако у них есть и свои особенности. Скажем, высочайшая точность из всех межконтинентальных баллистических средств, исполненных на технологиях одного поколения. Или высочайшая же готовность к немедленному старту (в пределах десятков секунд), что в ряде сценариев позволяет «выдернуть» эти ракеты во встречный удар из-под летящих на них боеголовок противника.
Плюс, конечно же, ШПУ обладают достаточно высокой живучестью за счет инженерной защиты. Ракеты 4-го и 5-го поколений способны стартовать «без задержки на нормализацию обстановки», то есть, попросту, через пылевое облако ядерного взрыва от боезаряда, накрывшего соседний объект или промахнувшегося по шахте. Но это всё равно не спасает: боеголовки становятся всё точнее, их на шахту выделяется не одна, все эти сценарии подробно просчитываются. После того, как «пыль уляжется», доля выживших шахтных ракет, пригодных для нанесения ответного удара, конечно же, не нулевая, но довольно низкая.
Чего не скажешь о ПГРК. Эту установку, конечно, попросту сдует взрывом с того расстояния, на котором ШПУ его даже не почувствует. Однако для этого нужно знать точку прицеливания, а она-то как раз и неизвестна. В угрожаемый период ПГРК выходят на маршруты, и их место надежно «теряется». Миф о всесилии спутниковой разведки в данном случае опровергается простейшими расчетами, где площадь районов боевого патрулирования (с которых, к слову, после Пражского договора 2010 года были сняты всякие ограничения) соотносится с количеством спутников и их способностью «сканировать» определенную полосу, также не следует забывать о маскировочных мероприятиях. Обнаружение ПГРК возможно, однако выдача целеуказания требуемой точности к моменту атаки уже затруднена.
Поэтому ПГРК рассматриваются как важный компонент системы ответного удара — за счет высокой выживаемости после контрсилового удара противника.
Теперь при чем здесь, наконец, подлодки. Подлодка — идеальное оружие ответного удара. Ракеты морского базирования традиционно менее точны, зато подлодки на боевом патрулировании обнаружить еще труднее, чем ПГРК. Сейчас точность ракет, стоящих на вооружении в США и в России, уже достаточно высока и для контрсилового удара (и они учитываются при расчете соответствующих сценариев, по крайней мере американцами). Но морской компонент СЯС всё же рассматривается в первую очередь как «запас» ядерных ракет для гарантированного уничтожения напавшего противника.
Россия традиционно больше тяготеет к наземной группировке. В 1990 году только 28% боезарядов было развернуто на подлодках. Сейчас этот показатель существенно выше. Российские военные не публикуют официальную информацию о структуре своих СЯС, но оценки американских исследователей показывают, что на долю морских ракет сейчас может приходиться до 60% боезарядов (от разрешенного потолка в 1550 единиц), и этот показатель, скорее всего, в ближайшие годы только вырастет за счет вывода старых советских носителей и принятия на вооружение новых подлодок с ракетами «Булава».
США, в свою очередь, опираясь на владение морем, уже давно вынесли туда значительную часть своих СЯС. На данный момент у них всего 400 развернутых шахтных ракет Minuteman III (ракета трехблочная, но несет один боезаряд) и 240 ракет Trident II на 12 подлодках (еще две по очереди находятся в ремонте) с 1090 боезарядами.
Поэтому Хайтен не только не сказал ничего нового, а наоборот — выдал вместо ответа отменную банальность: предельно честную и совершенно бесполезную. Скорее всего, после этого кто-то в комитете вывихнул челюсть, зевая от скуки.
Константин Богданов